ДЕВОЧКА-ВИДЕНЬЕ
Она позвонила в первом часу ночи, чтобы узнать, похожа ли она на девочку-виденье. Смелая гипотеза, ничего не скажешь. Но при чем здесь я? Я мирно посапывала у себя в кроватке, досматривая при этом один из приятнейших снов, щекочущих нервы, сценарий которого придумала накануне. И на самом интересном месте - такой облом.
- Похожа, похожа - нагло соврала я.
- А многие так не считают... - с сомнением потянула Наташка.
Конечно, этим "многим" ты не звонишь по ночам, иначе ты бы уже получила от них титул королевы красоты и успокоилась по этому поводу раз и навсегда. Теперь ты, конечно, ждешь, когда я начну переубеждать тебя, расхваливая на все лады, или хотя бы поинтересуюсь, кто это такой нахал, что отказывается признать "очевидное". И тогда - понеслась душа в рай!!! До утра ты успеешь мне рассказать обо всех, кто так несправедливо отказался причислить тебя к этой элитной категории. Нет. Меня голыми руками не возьмешь. Я промычала в ответ что-то неопределенное. Пусть расшифровывает, раз уж разбудила.
- Ты что, засыпаешь? - вдруг догадалась она. Слава богу. Дошло.
- Я и не просыпалась. Давай поговорим завтра, а то ты станешь не девочкой-виденьем, а моим ночным кошмаром - грубо пошутила я.
Неизящно. От моих "тонких намеков" иногда челюсти сводит. Зря, конечно. У человека явно какие-то проблемы, если среди ночи ее вдруг заинтересовал такой вопрос. Обидится еще... Это предположение, мелькнувшее на секунду, как лучик надежды, увы, не оправдалось. Она выжала из себя что-то типа смешка, польстила мне насчет моего чувства юмора и вернулась на свой конек.
Ей удалось продержать меня на проводе еще около часа. Я отделывалась тупым сонным мычанием в трубку, но она осталась очень довольна разговором, потому что после него у нее не осталось никаких сомнений, что она не просто похожа на девочку-виденье, но еще ей и является, и это про нее написана популярная песня. Мы попрощались, и я легла досматривать свой сон.
Он никак не хотел возвращаться. Я тысячи раз прокрутила в голове уже просмотренный отрывок: мой давний знакомый и я одни в комнате, похожей на номер отеля, на столе шампанское и свечи, как в дешевых любовных романах, играет приятная музыка. Мы поднимаем бокалы, пьем, глядя друг другу в глаза и видя в них перспективу на ближайший вечер. Она нас радует, и мы начинаем танцевать - сначала робко, потом все теснее и теснее прижимаясь друг к другу. Пошло, конечно, и банально, но, воспитанная на голливудских фильмах и отечественных образчиках бульварного романа, ничего другого я придумать и не могла. В танце он начинает меня раздевать, становится жарко... На этом-то месте мне и должно было присниться что-то оригинальное, но именно в этот момент раздался телефонный звонок. И вот этот мой товарищ из сна, очевидно, упорхнул к той самой "девочке-виденью". А вечер был таким многообещающим... Я проворочилась с боку на бок еще пару часов; мне пришла даже в голову немилосердная мысль перезвонить Наташке и высказать ей, на кого она на самом деле была похожа, ворвавшись так бесцеремонно в мой сон, но чувство такта победило. Кто знает, может, я оторву ее тоже от чего-нибудь интересного, и, если в ее сне будет фигурировать мой знакомый, она уж точно мне этого не простит.
Уснула я только под утро. Спала крепко, без снов, пока меня не разбудил знакомый голос. Это звонил ничего не подозревающий о моих снах друг, подававший в них большие надежды.
- Ты что, все еще спишь? - удивился он, слыша мой голос зомби.
И тут меня озарило. Сон сняло как рукой.
- Я заболела. Температура и горло что-то побаливает. Приезжай с водочкой - будем лечиться.
Друг он и в Африке друг. Немного поколебавшись, он все-таки решился задвинуть свои планы на этот день подальше и приехать спасать больную подругу. Я сготовила свою фирменную курицу не знаю по-каковски, зарядила в магнитофон кассету с "Земфирой" и набрала Наташкин номер.
Она спала. Это был ее единственный выходной за неделю, и видимо, она планировала пересмотреть за него все причитающиеся ей по праву сны.
- Может, перезвонишь через пару часов? - сквозь сон пробормотала она.
- Да я не надолго. Вот мы вчера довольно долго обсуждали твои многочисленные достоинства, и я совсем забыла тебя спросить: а я вообще как, ничего?
- В смысле - сделала вид, что не поняла, Наташка. Наверное, обалдела. Я - и с таким вопросом.
- Ну, если бы ты была мужиком, я имела бы у тебя шансы?
- Г-мм. Не знаю. Я тебя так долго знаю, воспринимаю как подругу... - начала искать повод уйти от ответа она. Наверное, не так поняла. Немудрено, после наших ночных переговоров.
- Наташа, я на тебя совсем не претендую. Девочки, а тем более виденья, не в моем вкусе. Но если бы мы вот точно также дружили, но только ты была бы мужчиной, ты могла бы в один прекрасный день посмотреть на меня не как на подругу, а как на женщину?
Наташа, наверное, подумала, что у меня жар и я брежу, но тем не менее признала, что я довольно привлекательна. Я быстро попрощалась, отправив ее досматривать сны и не задумываясь над тем, соврала ли она, чтобы отделаться от меня, или сказала правду. Я ждала гостя и знала наверняка, что мне есть чего ждать.
КОЗЛЫ
Генеральный директор издательства Владимир Иванович торжественно восседал за своим "генеральским" столом. Лицо его имело выражение победителя, а в узеньких зрачках рулеткой крутились цифры. Он судорожно подсчитывал, на какую сумму ему удалось "обуть" дружественное конкурирующее издательство, переманив автора "клубнички" новой волны.
Напротив него, съежившись и задвинув ступни далеко под кресло, сидел герой дня - гигант современной порноиндустрии, низкорослый худощавый человечек без определенного возраста, но зато с определенно наметившейся лысиной. Он производил впечатление проигравшего и как-то терялся на фоне необъятного по сравнению с ним кресла. Интеллигентская сущность его бунтовала: предать издательство, которое вложило в раскрутку немаленькие бабульки... ай-яй-яй... Толстенький конверт в правом внутреннем кармане пиджака лишь частично компенсировал это неудобство.
- Да бросьте вы, Павел Алексеевич! - пытался разрядить обстановку Владимир Николаевич. - Это же нормальная практика, раз там вас не ценят - что вам остается... Это, если хотите, и с человеческой даже точки зрения понять можно. Что вас смущает? Потиражные за последний заход не получили? Так ни к чему им пока знать о нашем разговоре. Вот выплатят все - тогда и скажете. Давайте-ка дернем по чуть-чуть за то, чтобы сотрудничество было успешным!
С этими словами генеральный достал из сейфа специально заготовленную по такому поводу бутылочку из мутноватого стекла, и нажав кнопку на телефоне, скомандовал:
- Наташенька, принесите нам чего-нибудь закусить!
Однако Наташенька не спешила выполнить команду, и партнеры выпили по первой, не закусывая и не чокаясь. Каждый думал о своем и разговор как-то не вязался.
И вдруг установившуюся тишину нарушил чей-то голос - возмущенный, требовательный. Он доносился из глубины коридора, и даже за закрытыми дверьми было слышно, как стремительно спорящий прорывается к кабинету, преодолевая сопротивление добросовестной секретарши. Постепенно слова стали различимы.
- То есть как это "нельзя"? Какое совещание??? Девушка, милая, доложите: я как раз тот, кто ему нужен! Да я просто озолочу ваше издательство, понимаете? Вот что вы думаете в этом дипломате лежит? Сенсация! Сенсационные исследования...
Владимир Иванович недоуменно пожал плечами, с видом разделяющего и властвующего медленно встал, подошел к двери, открыл ее - и неожиданно для себя столкнулся лоб в лоб с упрямым посетителем. Тот, по-видимому предвидя, что его ждет уже через несколько секунд, решил брать быка за рога сразу, не откладывая.
- Понимаете... я ей толкую, а она не понимает. Но вы сразу почувствуете, вы наверняка хороший руководитель и поймете, что я предлагаю... Дело в том, что ИВАНУШКА БЫЛ КОЗЛОМ!!! Это же находка! До этого еще никто не доходил! А КОПЫТЦЕ - НЕ БЫЛО ОТРАВЛЕНО!
Все на секунду замерли. И застывшей в дверях секретарше, и Владимиру Ивановичу, и вконец затерявшемуся в недрах кресла живому классику пришла одна и та же мысль:"Сумасшедший! Только этого нам и не хватало!"
Надо сказать, пришедший и правда был похож на блаженного. Суховатый и сгорбленный, с жиденькой козлиной бородкой, он чем-то напоминал восставшую из саркофага мумию, и только горящие глаза, казалось, жили какой-то особой жизнью. В них бесновалась пугающая одержимость фанатика.
- Спокойненько-спокойненько... - засуетился Владимир Николаевич, бросая убийственные взгляды в сторону секретарши. Охрана уже давно была отпущена, а проблем, особенно в такой день, генеральному не хотелось. - Присядьте, не волнуйтесь... Да-да... я и сам подумывал тут на досуге, что... как вы там сказали? Иванушка был козлом... А Аленушка - козлихой... все правильно, не переживайте... Сейчас мы с вами за это дело дернем немножко, и вы пойдете, правда?
- АЛЕНУШКА-КОЗЛИХОЙ???- вытаращив глаза, буквально завопил сумасшедший. Затем сделал многозначительную паузу, поднял вверх указательный палец, вдруг таинственно улыбнулся и продолжил уже совсем другим, более спокойным, назидательм тоном: - В том-то и дело, что она - не была козлихой. И если бы она выпила из копытца, превращения бы не произошло. А почему? А все потому, что копытце изначально не было отравлено. В нем содержался индикатор, и если из него пил разумный человек, он оставался в своем обличье. А вот если козел.... ну помыслите сами: кто станет пить из копытца, если предварительно его предупредили, предупредили как человека разумного:"Не пей, козленочком станешь??? Только козел. А потом: ему и бояться-то нечего было. В глубине души мы все себя знаем, так ведь? Так вот могла ли Аленушка напугать Иванушку этой угрозой, если он и так знал уже про себя, что - козел? Вот он и пил, и не боялся ничего...
Наблюдая эйфорию, в которой находился горе-исследователь во время этой тирады, Владимир Иванович счел, что можно, не подвергая себя риску, поинтересоваться у товарища, чего же он, собственно, желает.
- Хм... И что вы предлагаете?
Бесноватый огонек в глазах одержимого потух. Взгляд прояснился, и он начал излагать тоном учителя на уроке:
- Я - литературовед. Занимаюсь русским фольклором и авторскими сказками. И недавно сделал ряд открытий в этой области. Последнее касается как раз этой сказки - про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Есть еще одна интересная задумка по фрейдисткому толкованию "Красной шапочки". Но это - позже... А сейчас я хочу предложить эту мою рукопись - трактовку. Она вас обогатит! Это - сенсация!
Владимир Иванович понял, что проблема решается на легкость легко. Доброжелательно улыбнувшись, он предложил:
- А вы оставьте рукопись... Знаете, это любопытно... Она нам очень-очень нужна... я чувствую, что нужна... - и сделал традиционное для таких случаев "дежурно-любезное" лицо.
Сумасшедший благодарно забормотал: "Сейчас-сейчас... только вам... эксклюзивно... ", достал из дипломата пачку копий рукописи, тут же быстренько убрал лишние и услужливо протянул экземпляр Владимиру Ивановичу.
- Там есть все мои координаты... уверен, что сработаемся!- с этими словами незнакомец удалился.
И тут все услышали мирный храп известнейшего порнографа. Бедолага вырубился - то ли от нервного напряжения, то ли от выпитого без закуски "снотворного".
- Эй, дружок! - игриво позвал его генеральный. - Хватит спать. Тут нам принесли очень... очень важную рукопись. Она нам пригодится... очень... Наташенька - тащите-ка селедочку!
Проснувшийся гений ошарашенно посмотрел на присутствующих и осведомился: многое ли он пропустил?
- Многое. - Поспешил расстроить его Владимир Иванович. - Мы тут с Наташей держали фронт... Пересказывать долго, но суть такая, что... помните сказочку про сестрицу Аленушку? Так вот там в копытце было... ха-ха... не угадаете... Наташа, как там эта еруднда называлась?... ха-ха... индикатор... Если верить этому козлику... ха-ха...
Похоже, генерального прошибло на смех. Порнограф мало что понял, но на всякий случай улыбнулся.
Тут подоспела и Наташа с закуской. Каждому хотелось расслабиться: Наташе - потому что она предвкушала завтрашний выговор - в отсутствие посторонних, Владимиру Ивановичу - чтобы снять стресс, а порнографу - просто потому что ему всегда этого хотелось.
Далее участники действа не помнили уже ничего. Кроме того, что весь вечер разговор крутился около козлов. А наутро, обнаружив себя в офисе, они принялись вспоминать подробности проведенного вечера. Восстановлению обстоятельств кутежа немало способствовали вещественные доказательства: разбросанная по офису одежда, откуда-то взявшиеся горы пустой тары и собственно сами участники праздненства, чьи физиономии являли живую улику.
- Эй, Алексеич... кажись, ты вчера куда-то звонил... - промычал, поднимая с пола телефон, Владимир Иванович...
- Не помню... - тупо отозвался "герой дня".
- Вы, кажется, домой звонили, - уточнила Наташа. которая уже успела привести себя в порядок и восстановить в памяти хоть частично события вчерашнего дня. - Сказали жене... сейчас... точно воспроизведу...Сказали:" На х... ты мне теперь, старая дура! я - великий. а ты ..." какую-то аббривеатуру ввернули... О! "Чмо", кажется... Да, так и сказали... И еще... (тут она скромно потупилась) про меня сказали. сказали: "мы теперь с Наташкой заживе-е-ем!" Да-да, именно так, нараспев сказали...
- Черт! - Алексеич явно чувствовал себя неважно. - Говорила мне мама: "Не пей, козленочком станешь..." Так налететь по глупому...
Наташа наморщила лобик и припомнила:
- А еще вы позвонили своему издателю... ну, тому самому, да... Домой. И сказали, что пусть подавится своими копейками. Вы от него уходите... и... кажется, два раза икнули в трубку...
Владимир Иванович слушал этот разговор выпучив глаза. Затем лицо его озарилось какой-то свежей мыслью и он начал интенсивно перерывать залежи бумаг на столе.
- Где? Скажите, где рукопись этого чудака? Да-да... теперь я кое-что понимаю... Козел... индикатор... О да! Вот почему я, скажите, не позвонил своей жене? Мне что, рассказать нечего было? (Наташа снова покраснела). А потому-что... Да где же его чертов телефон-то!!!
Алексеич виновато пожал плечами, потом помолчал, и, видимо предвидя реакцию и пятясь к двери, изрек:
- я на нем того... селедку вчера чистил...
Стены еще не проснувшегося издательства потряс не крик, а самый натуральный рык генерального:
- Козлы-ы-ы-ы-ы-ы-!!!
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МАТЕРИ
"Социофобия"*... Такой диагноз мне поставил вчера психолог. Ты знаешь меня с момента рождения, мама - скажи, как вышло так, что от природы общительная девочка стала такой?
Не отводи взгляд и не придумывай на ходу версий. Я изложу тебе свою.
...Помнишь, мне было 10 лет - и в нашем районе объявился маньяк? Ты впадала в состояние шока каждый раз, когда я, заболтавшись на углу дома с подругой, запаздывала на 10-15 минут домой... В тебе поселился страх за мою жизнь - и ты заразила им меня. Твой рассказ о тех зверствах, которые совершает убийца по отношению к своим жертвам - запиши я его тогда - легко мог бы стать хорошим материалом для триллера. Но я была всего лишь испуганной до смерти девочкой, которая слушала тебя, широко раскрыв глаза и представляя себя в роли жертвы... Тебе нравился этот страх - ты знала, что отныне я никогда не отвечу на "подозрительный" вопрос прохожего:"Который час?", а поспешу ретироваться; никогда не рискну помочь пожилой женщине поднести сумку до ее дома, потому что там, в глухом подъезде, меня может поджидать "опасность"... Опасность была повсюду - и я ждала беды из-за каждого угла.
Что же, мама... мы дождались ее оттуда, откуда и не ждали. Меня - нет. Я - только ник. Зато теперь ты можешь быть спокойна - твои призрачные маньяки убивают и насилуют в реальной жизни, а в сети, где я живу, они пишут пронзительно-искренние отзывы на мои творения... Творения больного рассудка.
Да-да, мама. Они могут их оценить, потому что я мало чем от них отличаюсь. Ты заспиртовала мою жизнь - в ней нет инфекций, потому что я пью только из своих стаканов; в ней не падают самолеты, потому что я редко выхожу из нашей квартиры; и я не подвержена "дурному" влиянию, ведь к нам вхожи лишь те мои приятели, которые смогли стать (или притвориться) и твоими тоже.
... Тебе всегда - сколько себя помню - было за меня неловко. Отчего-то тебе казалось, что все самые нелепые случайности, которые могут произойти в жизни каждого - исключительно моя привилегия. "Только с тобой могло такое случиться!" - слышала я сверху твой голос, когда, растянувшись на обледенелой мостовой, делала робкие попытки встать. И при этом недоумевала - зачем вставать, если я обречена, запрограммирована тобою на повторное "падение"? И это случалось!"Только ты могла ляпнуть такое в гостях!", "Ставьте фужеры от нее подальше, у нее руки не из того места растут!", "Девчонки, следите за ней, когда пойдете через проезжую часть - она такая рассеянная, вся в себе!"... И они бесконечно "следили" за мной - вместо того, чтобы дружить. А можно ли уважать недееспособного?
А взросление? Вспомни этот период, когда от каждого лета я ждала чего-то нового, и уезжала на отдых с бессовестно-откровенной установкой: воплотить в жизнь мой девический параноидально-романтический бред! Я была готова делать свои ошибки, я - не смотря на все твои усилия "продезинфицировать" все вокруг меня - была открыта миру и людям! И тебе. В этом-то и была моя ошибка.
Что ты могла ответить мне на мои откровения?! "Он взял тебя за локоть? Господи, ты такая угловатая! И на коленях держал? Представляю, как ты ему косточками своими больно сделала. Хоть не позорься - на руки-то не садись!" "Сними срочно эту юбку. Тебе нельзя открывать ноги, пока не поправятся..." Ты знала: они никогда не поправятся,это такая конституция, но тебя это мало заботило. Ты охотно передавала мне "отзывы" тетушек-соседок о том, что твоя дочь "такая худенькая и цвет лица нездровый", и сама не раз с задумчивой грустью глядя на меня, говорила:"Ну почему ты у меня такая? Вон у (дальше шел список из десятка имен) - какие фигурки! Какие грудки! Куколки просто!".
И я уверовала, что мне не дано. Вздрагивала от каждого прикосновения мужчины, и меня постоянно преследовало ощущение, что я зачумленная...
А чуть позже, когда нашлись охотники бороться с поселившейся во мне неуверенностью - ты и этому "феномену" нашла разумное объяснение: "Это не может быть серьезно... Он просто над тобой смеется!", "А что ему остается - ведь больше, кроме тебя, он никому не нужен!", "По-моему, с таким встречаться - себя не уважать" и т. д. Ты знала, что обостренное чувство собственного достоинства, которое сохранялось во мне вопреки всему, завершит начатое тобой. Твои слова проникали в меня медленным ядом - и я расставалась с людьми, не успевая построить с ними хоть что-то, отдаленно напоминающее отношения...
А потом ты резко "опомнилась" - и запела иные песни. Ты дала мне полную свободу выбора, и даже время от времени "подгоняла" мне "женихов"... Только знаешь - я уже потеряла вкус жизни. Момент был безнадежно упущен.
И самое обидное во всем этом - то, что никто не любит меня так, как ты. Я знаю, что куда бы я не шла - неизбежно упрусь в тебя, как в тупик. Ведь все то, что ты делала - ты делала только для меня. Просто я родилась чересчур ранимой и восприимчивой - а ты углядела в этом ущербность. Могу ли я теперь упрекать тебя за то, что ты так рьяно взялась меня опекать?
Мы будем стареть с тобой вместе, я навсегда останусь только твоей, мама. Если, конечно, не разучусь откликаться на свое имя, блуждая по бесконечным коридорам интернета, где похоронена моя жизнь. Жизнь, которую я могла бы прожить в реальности...
Но есть вещь, которую я никогда не позволю тебе сделать. Я не дам тебе убить во мне Поэта. "Ты слишком выдаешь себя, так нельзя! - капризничаешь ты, выслушивая очередной мой "шедевр" - О чем ты пишешь? Любой, кто это прочтет, решит, что ты одинокая, никому не нужная..."
А что мне остается, мама, если все это правда? Если я не нужна даже себе самой?
Тебе снова за меня неловко... Понимаю. Признать, что твоя дочь - моральный урод, нелегко.
Знаешь, я никогда не стану матерью.
_____________
* Социофобия - боязнь общения.
